Дмитрий Глуховский - Метро 2035

Он положил Артему руку на плечо. Родинка у него на переносице оказалась третьим глазом, положенным ему, как демону, чтобы лучше видеть гнилое и мягкое человеческое нутро.

– Где он? Где Гомер?! – выкрикнул ему Артем.

– Давай конверт!

– Что?!

– Давай сюда конверт!

– У нас был уговор!

Закрошились искры, зубы хрустнули, пещера накренилась: Дитмар наотмашь съездил Артему пистолетной рукоятью по щеке, по скуле. Потом перехватил по-людски, дулом Артему в лоб: убойный пистолет, «Стечкин».

– Хочешь, чтобы я с трупа твоего его снял?

Артем шагнул назад, думая, как ему успеть уничтожить депешу, а сзади уже ждала охрана. Заломили руки, опрокинули, пригнули к грязи, вырвали конверт из рук. Передали бережно Дитмару. Тот покрутил его в пальцах, попробовал сложить, посмотрел на прожекторный просвет.

– Фотографии, кажется, – сказал он, присев к Артему. – Очень любопытно. Фотографии, которые остановили войну. Красиво, а?

Убрал во внутренний карман.

– Чертовски хорошие должны быть фотографии. И очень должны понравиться именно фюреру, раз больше никому их видеть нельзя. Так? Ну кто откажется от соблазна на такое хоть одним глазочком? Тебе вот – не интересно?

– Где Гомер?!

– Тут где-то. Поищи. У меня времени нет. Мне на Театральную пора. Гуманитарная помощь, выявление агентуры… Ты здесь пока побудь. Обвыкнись… Поработай.

– Они меня не бросят! Летяга! Орден! Они ждут меня! Вам всем хана тут! Слышал, мразь?! Тварь?! Слышал ты, гнида?!

Артем рванулся, но охранники были откормленные, опытные, держали крепко; так и остался на карачках, мордой в грязь воткнут.

Дитмар, прежде чем с корточек подняться, погладил Артема по голове.

– Ждут. Точно, ждут ведь. А я пойду вот и расскажу им, чей ты человечек.

И ласково шлепнул Артема по заднице.

Глава 13

Жизненное пространство

Думал, наступит день, когда он ночь отработает; но тут ничего не было – ни ночи, ни дня, и смена была только одна: от начала и до конца. Поили из шланга, считая глотки, воду запасать не позволяли. Нужников не было; туннели, кроме одного, были переплетены сплошь колючей проволокой, как паутиной, не сбежишь, не уползешь. Зверолюди гадили стоя, не отрываясь от работы: мужчины при женщинах, а женщины при мужчинах; вновь прибывшие учились этому в первые же сутки. Учили плетками из колючки. Убивали без сочувствия, дежурно: тех, кто не хотел работать, тех, кто умирал сам и поэтому работать не мог, и тех, кто притворялся уже мертвым из хитрости. Работников не жалели – новых приводили два раза в день, им тоже надо было жрать, а жратвы не прибавлялось.

Каждый раз, когда открывалась железная дверь, когда втаскивали ошалевших новичков, выпихивали их в Шиллеровскую бескрайнюю пещеру, у Артема подкручивало кишки: вот сейчас войдет Дитмар. Обман его вот-вот вскроется: красные отправят солдат с Охотного ряда на Театральную через разорванные гермоворота, через верхний вестибюль, блицкриг обернется бесконечной позиционной войной, и Дитмар вернется, чтобы повесить Артема за предательство.

Когда он придет? Скоро?

Артема ощупали, определили, что силы в нем пока много, и дали ему возить тачку. Забирать у бородатых грызунов отковырянное, отбитое, кидать в тачку и везти в открытый туннель, который шел к Кузнецкому мосту. Поверх шпал лежал настил из досок. По нему нужно было бежать, может, метров триста, и там сваливать землю с камнями в гору, которая уже поднималась до потолка.

У Артема была хорошая работа, это он сразу понял: ему не стали сковывать ноги, и обязали не стоять на месте, а обходить кругом всех прочих, глядя, у кого скопилось больше грунта. Жаль, бежать было некуда. Зато так он смог найти Гомера.

Старик тут только полсуток провел, и еще был в одежде; но уже понял, что можно делать, и чего делать нельзя. Нельзя отлынивать. Нельзя филонить. Нельзя смотреть в глаза, с кем бы ни говорил. А если говоришь, не глядя на человека, такое прощают: на этом заводе земли и тел все равно ничего не слышно уже за шаг.

Гомер, хоть и старый, держался. Не стонал, не плакал. Бил породу сосредоточенно, не быстро и не медленно, не спешил себя спустить. Весь мокрый, землей измазанный, плечи прорваны и испачканы бурым, губы обкусаны.

– За тобой пришел, Николай Иванович, – сказал Артем мимо Гомера. – А теперь, наверное, оба тут останемся.

– Спасибо. Зря, – с ударами выдохнул ему Гомер. – Эта. Сука. Лживая. Мразь. Никого. Не. Выпустит.

– Как-нибудь выберемся, – пообещал ему Артем.

Разговор у них пошел обрывистый: слишком часто нельзя было возвращаться в один и тот же угол, надзиратели замечали и стегали плетками за такое. Плетки были упругие, стальной проволоки, шипы из них во все стороны торчали: один укусит, когда ударят, другой – когда отдернут.

– Ты. Как. Был. На. Театральной.

– Был.

– Видел. Умбаха.

– Его красные арестовали. Донос чей-то. За то, что радио слушал. Забрали и расстреляли. При мне. Не успел поговорить.

– Жалко. Как. Хороший. Мужик.

Забрал Гомеровы куски. Потом у горбатого мужичины с другого конца станции принял груз породы. Потом женщине с вислой грудью помог подняться на ноги, пока надзиратель через каменный туман не увидел. Потом снова к Гомеру.

– Он не один был, Умбах. Еще другие связывались. Люди приходили из другого города в Москву, из Полярных Зорь, наверное.

– Люди. Ну. Люди. Говоришь. Где ж они. Не встречал.

– Красные всех находят, всех метут. Стреляют, на Лубянку увозят, в Комитет. Кто пришел, и кто их видел, и кто о них слышал.

– Может. Боятся. Что. Те Ганзе. Помогут. Против. Них.

Забрал у Гомера новые камни. Потом к пареньку побежал – медленному, скособоченному, недопалому, его поскребыши сгребать. Потом к тощему кавказцу, который намахал целую гору от злого нежелания околевать. Через марево вроде увидел знакомое что-то, но подойти не было повода.

– Так ты веришь мне? Я Мельнику рассказал, Мельник не верит. Говорит – бред.

– Я Умбаха. Сам слышал. Верю. Не понимаю. Но верю.

– Спасибо, дедуль. Спасибо тебе.

– Или. Шпионы. Чьи-то. Агенты. А.

– Не знаю.

Вычистил все. Побежал дальше: кто-то помахал, меня, мол, разгрузи. Случилась радость: Леха-брокер. Измотанный, исстеганный, а лыбится.

– И ты к нам!

– Живой?! – и Артем ему улыбнулся честно; чуть полегчало.

– Слишком ценный кадр! – крякнул брокер. – Чтобы сокращать!

– Не задалось с Легионом, а?

– Не задалось! – Леха, воровато озираясь, помогал Артему накидывать в тачку породу. – Наверное, не мое. От призвания не уйти, – он кивнул на засохшие кучки.